День, когда я научился жить  - Лоран Гунель

Райан пытался успокоиться, анализируя цифры. Но в цифрах не было ничего ободряющего. За несколько дней блог посетил миллион пользователей. Продолжая эту кривую, можно вполне ожидать, что к концу недели их количество вырастет до трех миллионов, а то и больше…

Он снова начал читать комментарии, пытаясь понять.

При описании Джонатана люди соревновались в превосходных степенях. Послушать их, так он был личностью из ряда вон выходящей, свободным человеком, для которого нет барьеров, альтруистом в стране индивидуалистов, мятежником в лучшем смысле слова, сопротивленцем-одиночкой, которому удалось избежать коллективного невроза…

Каждый признавал его своим: левые видели в нем гуманиста и восхваляли его стремление к солидарности, правые высоко оценивали его инициативность и милосердие. Атеисты приветствовали его мирскую щедрость. Люди верующие утверждали, что его деяния соответствуют Божественному наитию, и восхваляли его необычайную способность противиться искушению, особенно когда женщина бросает на него похотливый взгляд. Буддисты видели отстраненность, которая столь у них в чести.

И у каждого была своя позиция, свое истолкование, свой анализ. Каждый мерил его поступки мерой своей веры, своих ценностей. Джонатана старались себе присвоить, объявить его своим.

Райан испугался.

Где-то в глубине сознания постоянно мигал красный огонек: его видеоролики были абсолютно противозаконными, как и всякое вмешательство в частную жизнь. Каждый день, каждый час кто-то может узнать либо Джонатана, либо какую-нибудь еще из его жертв. И тогда он, Райан, окажется по уши в дерьме.

– Этот мерзавец чуть не пустил под откос нашу жизнь и все, что ты предлагаешь, – это продать ему наши доли и уехать?!

Анжела, обезумев от ярости, металась по гостиной в доме Джонатана. Джонатан сидел перед компьютером. На экране было изображение Майкла с девицей по вызову. И сам блог, и размещенные там видеоролики о нем самом произвели на него странное впечатление. Он не выказывал особенных эмоций, но она достаточно хорошо его знала, чтобы понять, насколько все это его потрясло.

– На кого ты сейчас больше всего рассержена? – спросил он наконец неестественно спокойным голосом.

– В данный момент и на него – за то, как он с нами поступил, и на тебя за то, что ты готов все спустить ему с рук.

Джонатан поднял на нее глаза:

– И это все?

Она бессильно опустила руки.

– Если ты именно это хочешь услышать, – сказала она, вдруг понизив голос, – то и на себя тоже – за то, что не поверила тебе когда-то. Но это не причина, чтобы Майкл остался безнаказанным!

Джонатан несколько секунд помолчал, потом вздохнул:

– Не надо оставаться с тем, кто причинил тебе зло. Уехать – самое мудрое решение.

– Но это он должен уехать!!!

– У нас нет законных оснований его к этому обязать.

Она с отвращением мотнула головой.

– Давай уедем, – сказал он. – Начнем другое дело, мы сможем, у нас все получится. Надо верить в жизнь.

Она снова взорвалась:

– Нельзя продавать ему наши доли уже хотя бы потому, что он так долго этого добивался! Ведь он ради этого все и затеял. Он чуть не разрушил нашу любовь, нашу семью, а ты хочешь сделать ему подарок?

– В любом случае я не вижу, кому он мог бы их перепродать. Покупателя для убыточного предприятия найти не так-то легко. Но если тебе просто не хочется каждый день видеться с Майклом в течение нескольких месяцев…

– Фу, жуть какая!

Джонатан вздохнул:

– Ну и оставь его. Он не ведает, что творит.

– Но это глупо.

– Я думаю, что его надо пожалеть, только и всего…

Анжела снова с досадой тряхнула головой.

– Я не хочу ни с кем драться, – сказал Джонатан. – Не хочу провести остаток жизни в ссорах.

Анжела нахмурилась:

– Почему ты так говоришь? Я же не прошу тебя мстить за нас до конца твоих дней и…

Джонатан не хотел углубляться в эту тему. Рассказывать ей о предсказании цыганки было еще не время.

– Давай уедем, и я что-нибудь придумаю. Пока еще сам не знаю что, но обещаю, что заставлю его пожалеть о своих преступлениях.

Спустя полчаса они отправились в кафе, чтобы позавтракать, и заметили вдалеке какое-то странное скопление народа, которое постепенно стало заполнять террасу. Толпа все приближалась, и вдруг кто-то крикнул: «Это он!» Все обернулись к застывшему от удивления Джонатану, а небольшая группа журналистов, операторов и микрофонщиков ринулась к нему, как свора гончих.

Какой же смысл побеждать при таких условиях?

Эта мысль с самого рассвета без конца крутилась в измученном мозгу Остина Фишера. Открытие стратегии тренера его как громом поразило. И сразу перед ним встало множество вопросов, которые до сего дня никогда не возникали.

Его унижали, чтобы заставить реагировать, щекотали его самолюбие, чтобы заставить побеждать…

Вот оно, значит, что.

Но один вопрос неотвязно преследовал и мучил его с особой силой: а смог бы он победить без всего этого? Состоялись бы спортивные достижения, если бы никто не разжигал его уязвленный нарциссизм, не бередил старые раны, чтобы вызвать жажду реванша, болезненную потребность доказать другим, что он чего-то стоит?

В углу комнаты, на экране телевизора, настроенного на ленту новостей, появилось изображение какой-то знаменитости. Чтобы сбросить напряжение, Остин глубоко вздохнул.

Может, успех – удел невротиков? Может, чтобы найти в себе нечеловеческие силы, необходимые для возвышения, надо иметь уязвленное эго?

Ну, если вспомнить, сколько психопатов подвизается в высших правительственных сферах и руководит крупными проектами, то ответ напрашивается сам собой…

Он настежь распахнул дверь, ведущую к бассейну и на его персональную террасу. Все эти опасения мучили его, он задыхался, несмотря на то что ему предоставили невероятно огромные апартаменты в гостинице, которая больше походила на дворец. Он в ярости пнул ногой хрустальный графин, что стоял на низком столике. Графин разлетелся вдребезги, усыпав осколками мраморный пол.

Роскошь есть компенсаторный механизм для трусливого самолюбия.

Он глубоко вздохнул. Надо собраться и отложить на потом все эти метафизические вопрошания.

Все после финальной игры.

Он открыл бутылку «Перрье» и отхлебнул прямо из горлышка, проигнорировав стоявший рядом роскошный хрустальный бокал баккара. Перед распахнутой дверью плавно колыхались на легком ветерке воздушные занавески. По телевизору снова крутили тот самый репортаж, что он видел несколько часов назад. Речь шла о парне, над которым издевались в Сети и которого потом волна пользовательских симпатий вознесла до самых облаков. Остин рассеянно слушал суждения этого парня о жизни, о ценности наших поступков, наших слов, о том, что связывает нас с другими, о бессмысленности соперничества…